Венецианская монахиня. Действие 3.

(один)

Чем, боже! пред тобой я тако согрешил,
Что сына ты меня в цветущи дни лишил,
Единыя моей при старости отрады
И лучшей в жизни мне утехи и награды?
Рача о нем, я всё старанье приложил,
Я в нем отечеству, а он во мне служил.
Конечно, пред тобой я, боже! стал виновным,
Что наказуюся бесчестием сыновным;
Тебя он раздражить грехами не успел,
Я жил и раздражить тебя случай имел;
За что же он, не я, мой творче, наказуюсь?
Ты так судил, твоим законам повинуюсь;
Тебе я предаюсь, о щедрый мой творец!
— увы! но я отец;
Креплюся и хочу тебе повиноваться,
А слезы из очей неволею катятся.
Я плачу — слезы те суть действие родства,
Но дух мой волей весь исполнен божества.
Над сыном пусть моим свершает смерть свирепость,
Родительской душе лишь дай, мой боже, крепость.

Кто будет мне в моем желаньи предводитель?
Где казнь приемлет он? И где его родитель?
Но кто сей человек, что сходен тако с ним
И взором, и лицом?..

Дивлюсь словам твоим;
Чьего родителя, чью казнь ты вспоминаешь?

О муж, почтенный муж! коль веру почитаешь,
Когда ко ближнему ты чувствуешь любовь,

Когда имеешь ты лицо с Корансом сходно,
И сердце можешь ты иметь ему подобно.
Скорей к отцу его, скорей меня веди!
Мне время дорого; иди со мной, иди!

(в сторону)

Прилична ль речь сия монашескому чину?

(К ней)

Скажи мне наперед предстательства причину.

Не медли, сжалься ты, коль сам имеешь чад;
Услышишь после то и весь услышит град;
Коранса я спасти от смерти восхотела.

Конечно, умысл ты злодейский с ним имела?
Коль так, беги отсель, беги, себя храни!

Напрасно ты меня, несчастну, не вини;
Я с саном ангельским согласный дух имею

(в сторону)

Нельзя, чтоб странному не быти тут чему;
Мне те известны все, известен кто ему;
Когда и как они знакомы оба стали?
Или по злым делам друг друга вы узнали?

Конечно, он мне стал знаком по злым делам,
Свидание бедой обоим стало нам,
Обоим должно нам прошедших дел стыдиться;
Я им небес лишусь, он жизни мной лишится.
Когда ты справедлив, веди меня к суду,
Сей милости прошу, сего я только жду!

Открой мне таинство, души ее содетель!

Хранишь ли ты, скажи, хранишь ли добродетель?
Имеет ли в тебе какую жалость дух?
Не затворяется ль к плачевным просьбам слух?

И ввериться тебе и в тайне сей открыться?
Но ты, смущаясь, мне не хочешь отвечать,
Знать, ты Корансу враг, знать, жизнь ему скончать!
О! если б где отца Корансова сыскала,
Он сжалился б, когда б два слова я сказала,
Не мешкал бы спасти он сына своего!
Я, может быть, прошу гонителя его,
Обманута твоим наружным постоянством.
Не слыхано сердец таких меж христианством!
Чтоб казнь приял Коранс, нарочно время длишь,
Пойду искать отца!..

Ах! ты пред ним стоишь!

Как! ты его отец? Мне то невероятно;
Отцу спасение сыновне неприятно.
Когда прошу тебя к суду меня вести,

Чтоб жизнь несчастного Коранса соблюсти,
Нарочно медлил ты, нарочно отрекался!

Я преж сего отцом Корансу назывался;
Когда ж он в гнусные дела изменой впал,
Он сыном мне, а я отцом ему не стал!

За что родительской любви его лишаешь?
За что его, за что злодеем называешь?
Чем имя он сие и гнев твой заслужил?
Не тем ли, что его ты нежным в свет родил?
Знай, винен тем Коранс, что он несчастно любит.
Увы! за страсть свою и честь, и жизнь он губит.

Как хочешь, чтоб твоим поверил я словам,
Когда в бездельстве он своем признался сам?
Ты смеешь оправдать изобличенно дело
И мне ответствуешь так дерзостно и смело!
Я, сына не щадя, не пощажу тебя.

Я смею всё сказать, сама его любя.
От варварской души друг друга люди губят,

Где кроется, увы! небесная любовь,
Когда не жалостна отцам сыновня кровь?
Что сделал сын тебе? Что сделал он народу?
И чем он посрамил, скажи, свою природу?
Не спорю, что слаба в любви душа его,
А что невинен он, ручаюсь за него!

Что страстно любит он, о том я неизвестен,
Но только знаю то, что сделался бесчестен.
С отцами толковать о детях льзя ль чужим?
Он взрос в моих очах, я был всечасно с ним,
Он честен был, но честь сразил своей виною.

Неправа та вина, а он стал винен мною.

Я не могу твоих речей никак понять;
Как можешь сердце ты его так верно знать?

Знай, сердце я его в своей имея власти,

Хоть непорочность я свою чрез то врежу,
Вот чем его тебе невинность докажу!
Он сам ко мне писал...

(Отдав ему письмо.)

(читает письмо)

«Неверная Занета!
Жестокостью своей меня ты гонишь с света.
Когда я от тебя тобой гоним пошел,
Жизнь горестну скончать злой случай я нашел;
Захвачен стражею, злодеем я сказался,
Отец мне был судья, отцу я в зле признался.
Несносен быв тебе, хочу на смерть идти
И, честь твою храня, приемлю казнь; прости!»

Что скажешь ты теперь?

О весть! о время грозно!
Ах! оправдание сие, Занета, позно.

Не позно, ежели жалеешь ты о нем!

Ах, позно! он уже скончался под мечом.

Он умер! Боже мой! что слышу я, несчастна!

О! мой несчастный сын...

О ведомость ужасна!
Затмись в моих глазах, затмись скорее, свет,
Не нужен ты, когда в тебе Коранса нет!
Спеши, он, может быть, еще не принял казни;
Я вслед тебе пойду, не чувствуя боязни,
И кинуся на меч, подъятый на него.

Напрасно льстишься ты, уж в свете нет его.
Я отдал сам на казнь его своей рукою;
Не возвратим его мы просьбой никакою.
Увидим тело мы, лишенное души,

Спеши туда, спеши!
С час времени письмо его я получила;
Он был в неволе жив...

Ты час не упредила.
Представ на казнь, меня привел в смущенье он,
Я, скроясь вдалеке, его услышал стон;
Глас томный, смертный глас ушам моим касался,
Он обезглавлен мне и весь в крови мечтался.
Но он мечтается мне здесь, о боже! вновь.

Так пролилась, Коранс, твоя невинна кровь!
Ты умер для меня в мучении жестоком,
И я была твоей плачевной смерти роком!
Не возвратишься ты уже вовеки к нам,
Мне страшен без тебя весь мир и божий храм!

Ах! ты, несчастная, Коранса погубила!

Могла ль его губить, когда его любила?
Несчастен стал Коранс, что он прельстился мной,
Моя к нему любовь всех бед его виной;

Несчастны оба мы, горя взаимной страстью,
Преобратилась нам теперь она напастью.
Его отсутствие, монашеский мой чин
Причиною тому, что принял казнь твой сын.

Почто же в той любви мой сын мне не открылся?

Знать, строгостью моих ответов огорчился!
Он скрылся от меня на смерть себя предать.

Я должен мучиться, и ты должна страдать!

Уж мучуся и так подобно как во аде
И не найду вовек спокойствия к отраде:
Всё станет мне мой грех по всем местам казать,
Всё будет душу рвать и мысль мою терзать!

Где б успокоилась Корансова невеста.
Здесь совесть, там душа принуждены страдать;
Здесь радостей, а там прощения не ждать!

Благодарю творца, что стал о всем известен.
Мой сын был слаб в любви, но умер не бесчестен.
Пойду, сие письмо народу покажу
И, что мой сын Коранс невинен, докажу.

Любезное письмо в последний лобызаю,
Иду — куда? — во храм вступить я не дерзаю.

Я боле нахожу жалеть о нем причин:
Тебе любовник он, а мне Коранс был сын;
Невинной кровью он обязан мне своею.

Тебе он кровию, мне сердцем и душею.
Ах! как мне не жалеть? в нем жизнь была твоя,

Три жизни отняла в своем упрямстве я,

Твою, сыновнюю и, ах! свою убила.
Как можно небесам преступницу простить!..
Однако надлежит всегда творца просить.
Введи меня во храм, страшусь одна явиться,
Против убийцы огнь оттоле возгорится!
Ввергает в горесть жизнь, и смерть ввергает в страх,
Непримут в гроб к себе родители мой прах.
Страшна я сделалась самой земной утробе
И недостойна быть в одном с отцами гробе.
Дай волю мне и клясть греха не воспрещай,
Убийцу своего ты сына не прощай!
Соедини со мной и ты свое моленье,
Да мне ниспошлет бог за смерть его отмщенье!
А ты, надежды всей навек меня лиша,
Сияй пред господом, любезная душа!
Чтоб часть спасения с тобой соединилась,
Которой я своим несчастием лишилась.
Прошед сквозь чистый свет небесного огня,
Не вспоминай моей досады, ни меня,

(К Мирози)

Прости! Введи меня в сии святые стены,
Хочу в раскаяньи прибегнуть ко творцу
И приготовиться к последнему концу!
Мне казнь жестокая — любезного лишенье,
Прости, да бог тебе ниспошлет утешенье!

Тебя прискорбно мне, увы! и горько зреть.

Спокоить дух отца, должна я умереть.

Бог нам един отец, он грешных утешитель.

За кровь невинную бывает бог отмститель!
Прости!..

(Ушла.)

(препроводив ее, один)

Почто ты мало мой рассудок просветил?
Почто родительско мне сердце не сказало,
Что не преступника в Корансе наказало?
Почто из глаз его не мог я прочитать,
Что сына я врагом не должен почитать?
Почто и он, почто в любви своей таился?
Он скромностью своей врагом мне учинился!
Но суд всевышнего для нас непостижим;
За скромность он погиб, а честь осталась с ним.
Пойду и сим письмом изображу то ясно,
Что сын мой честен был и принял казнь напрасно!
Он жизнь не посрамил, мне нечего жалеть;
Нам всем когда-нибудь потребно умереть.
Что ж делать, что не я лишился жизни прежде?
Нередко в той отцы обмануты надежде.
Но что ко мне Жером с поспешностью идет?
Знать, хочет мне сказать, как сын оставил свет!

Уважили твои к отечеству заслуги,
Корансу твоему прощение дают;
А за вину ему определяет суд,
Чтоб только он отсель на время удалился,
Потом бы паки в град к родителю явился.

Ты жив еще, Коранс! еще ты видишь свет!
Мне к жизни весть сия прибавит много лет;
От поношения и скорби я избавлен.
О боже! буди ты за милости прославлен!
Ты сына отдал мне и прежню славу с ним,
Троих ты поразил, но жизнь даешь троим.

Беги в сей храм, беги, сыщи скорей Занету,
С ней должно видеться для важного совету;
Скажи ей, чтоб сюда скорей пришла она
И что Корансу жизнь уже возвращена.
Теперь пойду просить народное правленье,
Да в браке учинит Занете разрешенье.
О! если бы, Коранс, не так ты скромен был,

На что мне жизнь дарить, на что давать свободу?
Я щедрость ту за казнь приемлю от народу;
Не требую от вас теперь ни малых благ,
Мне должно умереть; я есть злодей и враг!

На что тебе, мой сын, в любови укрываться
И, честным будучи, злодеем называться?
То малодушия единого плоды —
В отчаяньи себя вводить в напасть, в беды.
Что казни ты искал злодейской самовольно,
К мученью моему уже того довольно.
Простительно тебе, что больше ты любил,
Чем славу, чем ты жизнь родительску щадил;
Но если небеса о мне пекутся сами,
За что меня разить безумными словами?
Коль бога помнишь ты, то помни и отца,

Хоть слабым ты рожден, не буди малодушен,
Но будь и в горести родителю послушен.

Что дух мой ни таил, что прежде я ни знал,
Всю тайну и тебе, и граду я сказал;
Сказал, что я злодей; но я в злодействе честен,
Безвинно умирал...

Уж я о всем известен!
Напрасно ты свою срамишь почтенну кровь,
Не зло тебя на смерть приводит, но любовь.
Своей неправедной и вымышленной ложью
Меня бесчестишь ты и тратишь милость божью;
Она тебе нужна, в ней благость вся твоя;
Но надобно тебе к ней помощь и моя.
Я нежностям твоим, мой сын, не воспрещаю
И, как отец, тебя во всех винах прощаю.
Престань известное мне таинство таить,
Ты друга верного в отце обязан чтить.

Я тайну всю сказал...

О! как ты непокорен!
Упрям к признанию, нежалостлив, притворен!
А если пред тобой всю тайну развяжу
И умыслов твоих причину покажу,
Признаешься ль, что ты передо мной виновен?

Известен ты о всем? Я стал теперь бессловен.

Твое ль сие письмо и ты ль его писал?

Кто, кто тебе о всем, родитель мой, сказал?

Та, кем твоя душа напрасно огорчалась
И чьей любви твоя в отмщенье жизнь кончалась;
Невинность чья письмом была искушена,
Кем ты еще любим...

Она!
Мне ею ваши все намеренья открылись,
Которы от меня тобой одним таились.

Так ты, неверная, и то могла сказать,
Чем слабости мои удобно доказать!
В тот час, как ей о мне крушиться должно было,
Ее моей любви мне сердце изменило.
О! как она слаба и коль несчастен я!

Невинна пред тобой любовница твоя.
Напрасно ты ее неверной почитаешь,
Ты злобу большую в груди своей питаешь.
Когда она, тебя лишаяся, рвалась,
О гибели твоей слезами здесь лилась.
Советы ей мои совсем напрасны были
И малодушия ее не истребили;
Не ожидающа небесных благ себе,
Крушилась об одном лишь только о тебе.

Но в ней одна любовь, в тебе любовь и злоба.
Она монашеску поддерживает честь,
А ты, Коранс, и слаб, и неумерен есть;
Стыдися сам себя, стыдися предо мною,
Что духом меньше ты пред слабою женою.

На что мое письмо родителю казать?

Чтобы невинность мне в любови доказать,
Тебя предупредить в твоем безумном деле
И честь твою спасти, доколе дух твой в теле.

Она причиною моих злодейств была.

О ком же здесь она потоки слез лила?
По ком стенания и вздохи испускала,

Когда о чаемом конце твоем узнала?
Зачем перед народ она хотела течь
И за кого она хотела жизнь пресечь?

Словам родительским не верить я не смею,
Но, ах! в ее любви сомнение имею.

О сын мой! я живу на свете много лет,
Всё в мире я видал, и мне известен свет,
Умею разобрать с пустой беседой дело;
Что ею ты любим, тому я верю смело, —
Не обманулся я крушением ее.

Внимай теперь, внимай стенанье и мое!
О ней ты сетуя, о мне, о мне печалься;
Коль сжалился над ней, над бедным сыном сжалься,
Ты сам мне прежню мысль, отец мой, возвратил
И в хладной сей груди любовь воспламенил.
Когда уже тебе Занета всё открыла,
Что я ее любил и что меня любила, —
Я признаюсь тебе и сам в вине моей:
Измену я отмщал моею смертью ей.
Закрыть несчастное с Занетою свиданье

Когда жив ней любовь не престает гореть,
Так жить хочу для ней или без ней умреть.

Надежды не теряй. Который дал свободу,
Тому я вашу страсть изображу народу;
Смягчится для тебя, он сжалится над ней.
Отчаянье оставь, надежду возымей.

Поди, достойнейший на свете сем отец,
Соделай двух сердец мучению конец;
Хотя в Занете есть ко браку непокорство,
Твоя одна слеза смягчит ее упорство.

На нежного отца, о сын мой! положись;
Но будь в рассудке тверд, в несчастиях крепись.

Идет ли к нам она, увидимся ль мы с нею?

Не можно вобразить страшнее ничего!
Лишь в стены я вступил монастыря сего,
Увидел бедную монахиню стенящу,
Увидел на гробах родительских лежащу;
Она отчаянна, она в слезах была,
Не слезный ток у ней, но кровь из глаз текла!
Лишенна зрения, она о гробы билась,
То лобызала их, рыдала и молилась;
Молитв и слов ее расслушать я не мог,
Но только часто был призыван ею бог.
Я, тронут жалостью, спросил тоски причину;
Она ответствует: «Оставь меня едину,
Причину горести моей всевышний зрит».

Что я ни слышу, всё как гром меня разит!

О творче мой!

Смущенный встречею такою,
Спешил исполнить я веленное тобою;

Призналася, увы! что то сама она.
Всю горесть отложа, вдруг крепость возымела,
Пред вас сама предстать поспешно восхотела.
Но се ее ведут!..

Льзя ль жалость снесть сию!

Пришли ли мы туда? Пред вами ль я стою?

Ты с нами, дщерь моя!..

Что вижу я? Занета!
Какое зрелище!..

Уже не вижу света!
Но мнится мне, что я Корансов слышу глас,
Скажи мне, здесь ли ты, нашла ль с отцом я вас?

Познай ты нас, познай по тяжкому стенанью!

По вздохам, по слезам, по смертному страданью!
Я весь окаменен, моя хладеет грудь.
Занета! прогляни, на смерть мою взглянуть!

Постойте и ко мне теперь не приближайтесь,
Воззрите на меня и бога ужасайтесь!
Не с тем намерилась Занета к вам вступить,
Чтоб нежность нежностью в Коранса возвратить;
Но с тем, чтоб он своей любви сопротивлялся,
Меня бы позабыл, но духом не смущался.
За то, что был мой взор тобой, Коранс! прельщен,
За то в нем ныне свет навеки потушен;
Огнь сердца моего во мрак преобратился,
И грех в душе моей погас, простыл, затмился.

Когда тебя твой грех к сей крайности привел,
Почто я вижу свет? Я тот же грех имел;

От видимого мной почто я спасся гроба?
Проси ты господа, коль можешь ты просить,
Чтоб смертию твои мне скорби заменить.
Но мне во прелестях ты зришься совершенна,
Ты в сердце у меня, хотя очей лишенна.
Занета и теперь в душе моей живет,
Все чувства радует и в мысли вносит свет;
Забвенью предаю мученья и напасти,
Которы претерпел от злополучной страсти;
Лишь только будь и ты, как прежде, такова.

Уж поздно слушать мне толь нежные слова!
Все прежни слабости теперь я ненавижу,
Хотя не вижу вас, однако бога вижу;
Я с ним беседую, он в сердце у меня;
Оно очищено от вредного огня.
Полезно кажется мое мне наказанье.
Прости, и истребляй развратное желанье!
Я скроюся навек...

Постой, постой! лишаюсь сил...
Почто жестокую, почто я возлюбил?
Родитель мой, вступись, вступись хоть ты за сына!
Отрада в жизни сей Занета мне едина;
Склони ее, склони оставить сан и чин.
Я рвусь...

(Падает в объятия к воинам.)

Что сделалось с тобой, о мой любезный сын!
Ни рассуждения, ни чувства не имеешь.
Занета! ежели о страждущих жалеешь,
Проси ты господа, чтоб, сжалясь надо мной,
Он мне единому ваш грех причел виной:

Страданием своим хочу ваш грех отерти,
За вас и за себя принять готов три смерти.

Престань, престань и ты, о старче! не греши;
Забудь обоих нас, не погубляй души!

Он, господа сыскав, любовь свою покинет.
Мне так, как и тебе, его сердечно жаль,
Но дщерям божиим несвойственна печаль.
Уж я наказана за то, что с ним любилась,
И должно, чтоб теперь я к богу обратилась.
Пойду и припаду к священным алтарям.
Чтоб всем троим господь послал прощенье нам!
Покаясь и прияв за слабость люты казни,
Иду теперь во храм, иду я без боязни!
В сей чистой совести готова умереть...
Но бог еще мне раз велел на свет воззреть:
Я вижу бедного Коранса пред собою!
Коранс, спасись! Напасть простерлась над тобою!
Увы! из света путь отверзт обоим нам...
Что двигаться моим препятствует устам?
Блеснувший свет в глазах как молния сокрылся...
Уж близко смерти час душе моей явился;
Корансовой тоски не в силах пренести,
Спокойно умирать иду... прости!..

(обняв ее)

Прости!

Таким подвержены несчастьям люди в свете!
Страдают две души сей жизни в самом цвете;
Конечно, их отцы прогневали творца.
Опомнися, мой сын, и пожалей отца!

Увы! родитель мой, куда Занета скрылась?

Она сейчас в свою обитель удалилась.

На что ж мне в свете жить и горести терпеть?
Противен мир, коль в нем возлюбленной не зреть.

Опомнися, мой сын!..

Могу ль их чувствовать, когда лишен Занеты?
Отчаян, возмущен, могу ли в свете жить
И так, как верный сын, отечеству служить?
На что тебе моя плачевна жизнь полезна?

(вошед)

Уже скончалася Корансова любезна!

Какой ударил гром! увы! Занеты нет, —
Хладеет кровь моя, в глазах темнеет свет!
Не свет, увы! не свет, Коранс оставлен ею!

(К воину)

Скажи, как смерти злой удар свершился с нею?

И так довольно ты, о сын мой! возмущен.
Что спрашивать о том, чего уже лишен!

Хотя последнее дай сердцу утешенье,
Последнее прими от сына ты прошенье:

Скажи, о всем скажи!.. О! коль несчастен я!

Скончалась подлинно любезная твоя.
Когда вступили мы во храм ее отселе,

Занетина глава склонилась ко плечам,
Она прерывисто тогда вещала нам:
«Ко гробу праотцев скорей меня ведите,
Я вижу смерть свою! Корансу вы скажите,

Что мной он был любим; но бог...» Сии слова
Последние в ее устах нам слышны были;
Мы тело мертвое во гробе положили,
Но смерть затмить ее пригожства не могла,

Велели мы погребсть несчастну с должной честью,
И возвратились к вам с такой печальной вестью.

О ты, достойная небесных мест краса!

А день в глазах моих еще не исчезает;
Но душу у меня свет мучит, ад терзает.

О боже! нет его отчаянью конца.

Уж больше нечего к моим бедам прибавить;
Могу ль любовь питать и мира не оставить?
Я должен учинить, чем клялся прежде ей,

Двух верных толь сердец в земле не разлучите,
В единой их тела гробнице положите;
Жить больше мне нельзя! родитель мой, прости!

(Закололся.)

О боже! льзя ли зло такое пренести?
Ударь, всевышний царь, ударь еще громами!
В крови Коранс! в крови Занета пред очами!

Коль горько зреть на них! О боже! дух мой вынь!

Присутствуй, господи, своей щедротой с нами!

Угас, уже угас свет скучный пред очами!
Введите в храм меня, чтобы в последний мог

Нет жалостней моей и нет счастливей части.

Вот действие любви! Вот плод безмерной страсти!

<1758>